В трудные моменты своей жизни, когда перед нами стоит важный и сложный выбор, решиться на который бывает совсем нелегко, необходимо совершить три вещи: сесть, расслабиться и включить классическую музыку. Тогда забудется о проблемах, а душа, наконец, успокоится и сама подскажет правильное решение – так советует Леонид Петрович Букин – пианист, Заслуженный артист РФ, лауреат премии Губернатора Приморского края в области культуры и искусства, прекрасный исполнитель-виртуоз и концертмейстер.
Работая в Филармонии с 1973 года, Леонид Букин смог своими глазами увидеть все взлёты и падения классической музыки, а перебирая белые и чёрные клавиши прекрасного инструмента, со сцены прочувствовать сердца каждого слушателя в зале. Что происходит с нами сейчас, и что будет с нами дальше? Об этом и многом другом пианист поделился в своём интервью.
- Леонид Петрович, с чего начался ваш творческий путь? Кто был инициатором, чтобы вы пошли именно в музыку?
Это была моя мама. Сейчас она всё так же бодра и здорова, и ей идёт уже девяносто пятый год. А вообще ещё дед рассказывал, что, когда ей было двадцать лет, она услышала, как играет чудесная фортепианная музыка и сказала: «Если у меня будут дети, то они обязательно станут музыкантами». Вот, это было её решение, и поэтому она отправила меня в музыкальную школу.
Но для меня необязательно, чтобы мои внуки продолжили заниматься музыкой. Мне кажется, они, во-первых, должны быть счастливыми и здоровыми людьми. Я вижу, что они – музыкальные ребята, и это очень любят и поэтому всё равно научатся. У всех очень хороший слух. Все они играют в той или иной мере, но никто, по-моему, не собирается быть музыкантом, и я сам тоже не делаю сюда упор. Зачем? Пусть, они живут, как они видят. Мог бы, конечно, как отец Николы Паганини стоять с ремнём, но для чего? Это не нужно. Мне важно, чтобы они были сбалансированы, легко общались и правильно выбирали для себя жизненную дорогу.
- Есть ли у вас такие примеры музыкантов-пианистов или композиторов, которые вас вдохновляют? Может быть отдельные произведения?
Да, вы знаете, таких композиторов очень много, но именно вдохновляют…Тоже нужно понять, на что вдохновляют? Бывает, смотришь на человека, думаешь «красивый», но достаточно ли этого, чтобы вдохновиться его духовным содержанием? Да, действительно, много радует, много кажется очень приятным, но также существует и очень много мелкого – симпатичные такие песенки, которые с детства мне нравились. Они мне нравятся сейчас и, думаю, что ещё долго будут нравиться, но всё же это не крупные, скажем так, музыкальные впечатления.
Мне очень близка, конечно, классическая музыка. Конечно же, Бах, Бетховен, Шуберт, Моцарт – это фундамент и основа. И если исполняются их произведения, то они и могут вдохновить. Сейчас как раз на самоизоляции я взялся за произведение Баха, и пока шло время, решил выучить одну из его партит. Некоторые созвучия здесь я нахожу очень многозначными и глубокими, поэтому это так интересно для меня. Их можно было бы даже сравнить с отдельными людьми: один человек, вы знаете, ляпнет какие-то слова и всё, а другой говорит и задумывается – может быть, здесь так, а здесь вот эдак. То есть в процессе как бы раскрываются какие-то новые пути, варианты мышления – вот это и будет вдохновлять.
- Как вообще проходит карантин у музыкантов?
Прекрасный у нас есть режиссёр Кучук Екатерина, и мы приготовили с ней для ветеранов концерт «Василий Тёркин». Три певицы, певец был, ведущая, ну и я. Так, она всю работу проделала настолько одухотворённо... У неё присутствует какое-то своё такое глубокое чутьё, благодаря которому она видит, как сделать не плоской картину, а добавить в неё какие-то свежие оттенки и даже сделать продолжение.
- Вы умеете играть ещё на каких-нибудь инструментах?
Я начинал свою творческую музыкальную жизнь с инструмента виолончель. Это мой самый любимый инструмент и, мне кажется, что до сих пор ближе для меня больше нет никакого. Однако занятия пришлось прервать по одной причине: мой отец был военным, и когда мне было около десяти лет, нам пришлось переехать, а жили мы в Севастополе. Долгое время сначала как-то не мог найти педагога, потом ещё и сам инструмент трудно было достать. А в музыкальных школах всегда ведь общее фортепиано обязательно и поэтому, конечно, я где-то играл, поигрывал на нём. Вот оно как-то и перетянуло.
Вообще с Запада мы переехали сначала в Биробиджан, затем я поступил в музыкальное училище в Хабаровске, а именно во Владивосток я переехал двадцатилетним в 1968 году и вот здесь уже поступил в институт искусств на фортепиано.
- За всё время вашей работы произошли ли какие-то видимые изменения в сфере классической и инструментальной музыки? Может быть, она стала больше притягивать к себе новых слушателей или наоборот?
В мои юные годы почему-то музыку я больше слушал по громкоговорителям, которые висели на столбах. Там песни звучали революционные, военные, солдатские – сам я это очень любил. И в то время наверняка люди были более углублённые, которым нравилось слушать, скажем, серьёзную музыку; хотя, конечно, были и те, кто увлекались только поверхностным. А изменение сейчас, мне кажется, произошло такое, что все стали задумываться «а нужно ли мне это вообще?».
В давние годы в театральные или музыкальные училища и институты шли толпой, потому что научиться играть казалось очень здорово, а сейчас же это рвение как-то уменьшается. Во-первых, люди начали смотреть на такие вещи: а где работа будет, какая там зарплата? Двенадцать тысяч рублей в месяц? Ну, что это такое… Или какое место найти? Кем я буду? Учителем в музыкальной школе? То есть, сейчас люди уже соображают как-то не то, что даже меркантильно, а больше думают, зачем это нужно и для чего? Другими словами, мне кажется, что сейчас общество уже делится на людей, которым это всё равно необходимо: будет ли его творчество три копейки стоить или миллион рублей в месяц – не имеет для него значения, и которым такое оно не надо.
Сейчас счастливый вариант, что у нас есть сцена Мариинского театра во Владивостоке. Это очень здорово. Но не знаю, везде ли аншлаги там? Всегда ли там аншлаги…
- А если говорить о музыке, то какая вообще перспектива именно у классической музыки? Будет ли у неё больше поклонников в будущем?
Нет, не будет. Мне кажется, больше поклонников однозначно не будет, но зато люди начнут понимать, что это является чем-то важным.
Древние мудрецы описывали ещё в своих талмудах, что музыкант, прежде всего, должен быть мягким и знать множество анекдотов, чтобы перемешивать свои музыкальные произведения с какими-то рассказиками, весёлыми историями. Тогда твоя музыка будет очень пользоваться спросом, а дополнительно ещё должен, конечно, знать что, допустим, молодёжь любит быструю, громкую музыку, им нужно вот этого вот нагнать, а пожилым людям – нет, нужна наоборот медленная и задумчивая, даже песни, например, о жизни и смерти. Поэтому мне кажется, что будет разделение, и у классической музыки всё-таки не будет много таких адептов, и по-настоящему сильных приверженцев. По крайней мере, когда я ещё только начинал своё обучение, мне товарищи говорили: «Да, ну, брось ты! Ну, что это такое…музыкант… не интереснее трудно представить».
- Что можно было бы предпринять, чтобы привлечь новых слушателей?
Вот, есть, например, духовой оркестр или народные инструменты – они сейчас довольно пользуются спросом, но какой у них репертуар? Скажем, народный репертуар у народных инструментов, и там есть какие-то популярные песни, какие-то нет, есть глубокие, а есть не очень. Есть инструменты, например, как орган, который не сыграет ни «чижик-пыжик», ни «дорогой длинною»: так серьёзно он не может это исполнять, в нём другие масштабы. Симфонический великий оркестр наоборот сочетает в себе очень много всего. Или королевский инструмент фортепиано – он тоже может изображать и то, и другое. Но так сложно сказать. Всё же это зависит от человека, ведь каждый стремится к чему-то своему, как и в литературе, так и в живописи – везде одинаково.
- А как к своей работе относятся другие музыканты? Для них это больше рутина (то есть вышли, отыграли и ушли) или же всё-таки нечто большее?
Здесь как в стихах: «Есть и пить любому нужно, в том не вижу я плохого. Что упрячешь – потеряешь, что раздашь – вернётся снова». Конечно, каждый задаётся вопросом «а как это должно принести моей семье пользу?». Потому что у каждого практически уже есть семьи, дети, есть ради кого проводить свои эксперименты или же своё мнение выстраивать и, конечно же, поэтому приходится беспокоиться уже о материальной стороне дела. Но, мне кажется, что в основном филармонисты думают и о другом – благородная музыка она же всё равно в какой-то степени облагораживает.
Есть такое поверье среди музыкантов и певцов: та партия, которую ты будешь исполнять, будет на тебя воздействовать. Скажем, «Борис Годунов». Там есть партия, где появляются страшные видения, и говорят, что были случаи, когда эти партии приносили самому исполнителю недоброе. То есть отношение к произведению всё же выстраивается у любого музыканта, и они сами определяют для себя со временем, какая у него должна быть материальная сторона, какая духовная – это очень важно.
- Что Вы имеете в виду, говоря о «недобром»?
Есть литературное произведение у Гоголя под названием «Портрет». И там есть художник – такой хороший парень, что-то там делал, рисовал, и всё было наполнено у него жизнью. Но однажды он написал портрет, в обрамлении которого спустя какое-то время находит много золотых денег. И вот эти деньги его как бы разбалансировали. Он понял, что ему на самом деле незачем стараться, искать какие-то оттенки, какую-то глубину… для чего весь этот маразм, когда можно нарисовать богатого человека или кого-либо из правительства и тебе выплачивают огромные деньги? Всё. Вот так и нужно жить. Он начал этим заниматься и так и умер потом в конце. Это я привёл пример из литературы, а ведь так же и в музыке происходит: есть произведения, которые на грани ощущения жизни, смерти...У нас есть певица, которая долгое время исполняла партию в «Макбете» Верди, а там кровавые мальчики, ножи…и в музыке композитор так гениально это всё показывает, что на самом деле появляется даже ощущение запаха крови. И, вот, она говорит: «Всё, не буду это петь. Не могу. Это давит меня». То есть происходит воздействие подобной обострённой музыки на человека, но я знаю и многих, которым это нравится – вот эдакая перчинка.
- Во время собственных выступлений обращаете ли вы внимание на зрителя или музыка поглощает настолько, что возможности «посмотреть в зал» не остаётся?
Когда идёшь – надо смотреть вперёд. Я как-то во многих кинофильмах наблюдаю, что человек, который попадёт по замыслу режиссёра в какую-то неприятную ситуацию, начинает пятиться и идти куда-то спиной, и впоследствии на него что-то падает – так не должно быть. Надо всегда смотреть вперёд, когда что-то делаешь. Надо смотреть прямо и с радостью, любовью, и это касается любого дела. А если я буду смотреть на публику, даже если это хорошо выученное произведение, всё равно я упущу тут множество моментов. Поэтому, как музыкант, учись чувствовать спиной, как там дышит слушатель, как он тебя воспринимает.
- А сами в качестве слушателя в зале часто бываете?
Да, конечно. Это наслаждение и блаженство, особенно если слушать профессиональное исполнение. Хотя, даже если ученик маленький играет связно, какая-то мера в нём уже есть – это тоже приятно, даже восхищает и радует.
- Какие бы вы дали пожелания и наставления начинающим музыкантам?
Одно из первых: то, что делаешь, делай очень хорошо. Как правило, мы – учителя, жалеем своих учеников и не терзаем «а, ну-ка повтори! Здесь не получилось. Здесь не так». Во всяком случае, так поступаю я. Я не пытаюсь заставлять учеников отшлифовывать свои произведения до сверкания. Может быть, это, конечно, не правильно…не знаю. Я бы хотел всё же, чтобы сам человек был заинтересован сделать своё, тогда и он будет счастливым. Ведь, это самое главное. Необходимо, чтобы ему это нравилось, чтобы он знал, что он делает и для чего.
Дарья Синельникова